Русским вообще свойственна ненависть. Она бывает глубоко скрытой и вылезает в критические моменты, когда это нужно властям, как в случае с Украиной.

Бывает постоянной, как к евреям или повременной к американцам. В данном случае компасом служит телевидение и все то же повеление сверху.

Да и «любят» русские странно: сегодня отправляют помощь, завтра идут войной, сегодня едут учиться, торгуют – нефть в обмен на технологии, завтра нацеливают ракеты, сегодня называют братьями, завтра наматывают кишки «своих граждан и сослуживцев» на гусеницы танков.

И тогда везде, в каждой конуре, в полный рост встает она, госпожа ненависть, и русские обретают твердую почву под ногами, приходят в свое естественное состояние рабов, которые ненавидят всех, кто живет свободнее, лучше или стремится так жить.

В данном случае извечная ненависть русских к чеченцам стоила четырех веков геноцида, депортации народов Кавказа и войны, унесшей более четверти населения Чечни.

И эта ползучая, еще более подлая депортация длится уже при помощи муртадов.

Те же, кто вроде бы на словах осуждает злодеяния путинского режима, разыгрывая из себя либералов, стараются обходить неудобные вопросы. Но о чем бы они не говорили, нет-нет, да вырвется у них словцо о чеченцах.

Наворовавшись в свое время, бывший вице-премьер Альфред Кох, который не подал в отставку в знак протеста против чеченской войны, сейчас представляет либеральных новых русских и рассуждает о государстве в России.

«Я еще готов согласится с такими живописными персонажами как Делимханов. Они, хотя бы, не лишены своебразного изящества и являются гарантами какой-то там путинской стабильности в Чечне».

Вот он, русский барин, между прочим, за чашечкой кофе говорящий о собачках, миленьких горничных, которых можно выгодно продать или о таком же имуществе соседа, с которым нынче у помещика тяжба.

Да, муртады только такого отношения к себе и заслуживают. Но, если копнуть поглубже, здесь лежит та самая необъяснимая ненависть россиян к чеченцам вообще.

Настоящие чеченцы давно все это знают и не нуждаются в лишнем подтверждении чувств русских. Народы Кавказа платят непомерно высокую цену только за то, что живут рядом с логовом шакалов.

Но, если политиков уважают мало, то журналистам иногда верят, даже жалеют, когда в разборках с властями их сажают, пробивают голову или гнобят.

Но русские – суть остаются русскими в любом наряде, с любым имиджем.

И вот, уже контуженный Кашин говоря о пытках заключенных, выдает:

«Эта тема, действительно — скажу открыто, — мне кажется, более серьезной. В том смысле, что все стесняются об этом говорить все-таки: у нас в обществе есть консенсус, что борьба с так называемым терроризмом на Кавказе идет правильно, она идет так, как надо, то есть силовики могут себе позволять там всё. Могут стрелять из крупнокалиберного оружия по пятиэтажкам, где якобы живут террористы, про которых никто не знает, террористы они или нет, могут кого-то убивать, могут пытать и так далее. Но общество российское к этому привыкло.

И я призываю наш госбезопасность, нашу «гэбуху» не вести себя с русскими все-таки в Москве, как они ведут себя с обитателями спорных, скажем так, с точки зрения реального соответствия российскому законодательству, российским реалиям регионов повышенной террористической опасности. Они переносят на Москву свои приемы, свои привычки колониальные этой буквально колониальной войны кавказской и ведут себя по отношению к обычным, нормальным русским москвичам как оккупанты. Это очень неправильный подход. Я не думаю, что они сами об этом рефлексируют, но призываю и подумать, Кавказ ли Москва? Я считаю, что нет».

Во-первых, почему я лично так много об этом говорю, потому что нельзя с этими кафирскими тварями расслабляться ни на минуту: тут или нацик, или безбожник в образе демократа может серьезно овладеть умами секуляристов.

А какие бы они ни были, секуляристы, тагутопоклонники различных мастейот них невозможно будет сразу избавиться, у них, к сожалению, тоже есть рычаги влияния на образ мысли в обществе.

Во-вторых, многолетняя советская пропаганда о «дружбе народов» не изжита даже ценой войны и несет в себе множество моральных мин замедленного действия.

Несколько лет назад мне попадалась публикация или видео, где шла речь о том, что во время первой войны некоторые чеченцы, видя лица русских, слыша русскую речь, не стреляли первыми именно по той причине, что где-то в подсознании сидело советское воспитание, чем пользовались враги и стреляли первыми.

Доли секунды отделяли людей от осознания, что они на войне с теми, кто вчера прикидывался братом, а сегодня хладнокровно убивал.

Таким же образом появилось племя чеченоговорящих коллаборантов, когда им давали возможность ассимилироваться, а они стали троянскими конями внутри чеченского общества.

Сейчас особенно, когда в огромной степени интернет стирает всевозможные рамки, ломает понятия и границы, нужно ни на миг не забывать о своей самобытности и самоидентичности и стараться сохраниться и выжить в этой проклятой депортации.

Однажды за чаем зашел разговор о русских, и один из собеседников рассказал любопытный случай. Рассказчик служил еще в той, советской армии, где были замполиты.

До вторжения остатков этой орды на чеченскую землю оставалось 6 лет.

Автору нижеприведенного повествования довелось отбывать всеобщую повинность в городе федерального значения, в части охраны.

«Я тогда был зам. Старшины роты, начальником караула.

У нас был замполит, капитан. С ним у меня были хорошие отношения по-человечески. Бывало, мы в спортзале с ним боролись, играли в нарды, когда он приходил в караульное помещение.

Хотя у меня не было особой тяги к алкоголю, но запретный плод сладок даже для непьющего, если вина в армии нет, например. Так что, бывало, мы с ним и выпивали.

Вера моя была раньше такая, мне казалось, что, если я свинины не съем, то я –мусульманин, а пить, курить, это как бы в правилах было. Сейчас я вспоминаю эти все вещи с одной стороны со смехом, с другой стороны с горестью, насколько мы были ничтожны в то время.

И он часто предлагал, что если я проигрываю, то я мою полы, а если проиграет он – мы пьем вино.

Я говорил, что согласен только на условии, что в случае его проигрыша, он тоже полы моет.

В то время я играл очень хорошо, и он ни разу не выиграл у меня.

Иногда, когда он начинал мухлевать, могло и дракой кончиться.

Но все равно я понимал, что он – офицер, я – срочник, и такие отношения у нас были дружеские.

Потом он вроде со мной хотел связаться в интернете, но я не захотел с ним, потому что враг есть враг. Не хочу я его видеть, слышать, хотя воспоминания остались хорошие того времени, когда мы жили в одном государстве.

А сейчас у нас разные понятия, разные культуры – это я сейчас понимаю.

И вот, однажды, когда мы выпивали, я у него спросил:

-Почему у тебя такой интерес, заставить меня мыть полы обязательно? Ты же знаешь, это невозможно.

И он сказал мне так:

— Вот, понимаешь, ты пришел в эту роту охраны, ты – молодой был, на тебя сразу обратили внимание. Командир роты понял, что с тобой так бесполезно; тебя надо взять в командиры и таким образом выжать все из тебя.

То есть он имел в виду, что они хотели заставить меня стучать, но я не был так воспитан — стучать. Я не мог себе это позволить, я и так решал любую проблему сам со своими подчиненными, так как я срочник тоже.

Сегодня я – сержант, я мог им и не быть. Мне как-то все равно было, быть сержантом или не быть.

Конечно, какие-то полномочия у меня были, я мог себе многое позволить. Но в то же время я не забывал, что я – срочник.

И он мне говорит:

— Ты пришел в эту роту и сумел себя поставить, тут рота 120 человек разных национальностей под тобой пляшет. И с тобой невозможно ничего сделать. Вот поэтому я хочу тебя сломать.

-А тебе от этого кайф будет?

— Еще какой!

Он и не скрывал этого.

— Так ты подохнешь, но не увидишь этого никогда.

Для меня другие понятия, другие принципы были. А эти салаги, они же, как бараны, готовы и туалеты чистить, драить зубными щетками унитазы, деды их заставляли, и они мыли.

Я у себя пресекал это, потому что ненавидел. Нельзя насилие создавать. И так человек пришел служить этой проклятой стране… Тогда-то мы не понимали, но, оказывается, проклятая она была. Два года отдаешь этой дебильной стране, дебильной этой красной армии, а тут еще тебя заставляют щетками мыть унитазы. Куда быть тупее, глупее – в тюрьме создают еще тюрьму — это же не нормально!

И я отвлекся, не досказал, спрашиваю его:

— Скажи, в чем у тебя такая ненависть к нам, к моему народу, к вайнахам?

И тогда он говорит:

— Мы вас уважаем. Но мы вас ненавидим за то, что вы всегда будете первыми, всегда впереди. Ты ведь командира роты можешь заставить впасть в истерику или уйти в отпуск, чтоб тебя не видеть.

И вот за то, что нельзя было нас заставить стучать, полы перед ними мыть, за то, что для нас справедливость была не по праву силы, и ненавидели нас».

Переписывая интервью с носителя умышленно не свела его к вопросу и ответу.

Эти рассказы простых людей, реально заставших ту страшную, калечащую эпоху, ценны уже тем, что не все гнулись, не на всех пропаганда и усилия оккупантов возымели действия.

И есть в этих рассказах та самая правда, простая и незамысловатая, правда, которую кто-то пытается систематизировать, кто-то пишет диссертации по психологии, но все это меркнет на фоне вот таких воспоминаний живых людей.

Анна Марушевская
Для Чечен Инфо